В какой-то момент это накрывает меня. Лавиной, ураганом, штормом. И я не могу молчать, потому что это сильнее меня. Я сажусь за клавиатуру и пишу. Наутро боюсь перечитывать написанное – слишком глупо, слишком наивно, слишком… При всем при том, я прекрасно осознаю всю безнадежность. Фантомная боль. От моего сердца отрезали себе кусок, и болит именно он. Болит то, чего у меня больше нет.
Фиктивность свободы
В одиночестве сосредоточено так много преимуществ и недостатков, так много намешано нашего личного (опыта, страхов, проекций) и чужого (сердобольных сожалений, похлопываний по плечу и навязанного участия), так много всего, что можно обмануться… Можно подумать, будто одиночество – это свобода. Хотя в определенном смысле это так. Оказываясь наедине с собой, человек уже по определению отказался от чего-то и получил свою долю свободы от этого чего-то. Но по большому счету, это не так. Свободы нет, потому что мысли, привязанности, чувства, надежда, да что угодно! – держит нас крепко-накрепко. И освободиться от этого багажа возможно совсем уж равнодушному человеку, такому, который ничем не дорожит. Никого не любит. Ни о чем не жалеет. Такие есть? Таких не знаю.
Гипертрофированная ценность.
Шкала ценностей у каждого своя. Чтобы понять важное, нужно встать перед выбором. Проблема в том, что делая этот выбор, можно заведомо понимать ложность ценностей. Я сейчас, конечно, говорю элементарные вещи. Обществознание, 10 класс. Но ведь всё так. Есть лжеценности. Что-то, что может разрушать нас (физически, психологически, в буквальном или в переносном смысле) и мы все равно выбираем это что-то. В какой момент гипертрофированная ценность людей, вещей, чувств, станет понятна не только рассудком, но и сердцем? Почему нужно уничтожить все, что имеешь, чтобы до тебя наконец дошло, что это лжеценность? И что делать, если все равно не доходит? Даже так, стоя на руинах своей личной Хиросимы, держаться за это что-то…. Значит это не лжеценность?
Марта Яковлева
я не хотела, не выбирала, не искала, этого не просила,
оно случилось само, и теперь то дает, то совсем забирает силы,
и теперь то шипит, как море в раковине - приливом,
то кричит на меня - базарно, звонко и говорливо.
то улыбается мне, то запускает солнце лучами постель трогать,
то отталкивает и кричит, что я несчастна, совсем убога,
все, что остается - молчать. уповать на бога.
