Так получилось, что я начинала читать Симонова одновременно с Литтеллом и его «Благоволительницами». И это было что-то удивительное, от сочетания несочетаемого эффект получился неожиданным. Две кардинально противоположные личности, два бесконечно разных характера, две стороны одной медали… Ауэ и герои Симонова отражались друг в друге как кривом зеркале, преувеличенно искажая противоположные черты друг друга до абсурда, доводя их до максимы… Мягкотелость, некая аморфность, гомосексуальная мягкость одного, и резкость, принципиальность, честность других. Синцов, Серпилин, Малинин, Таня Овсянникова – все они словно высечены из камня. Помните знаменитую скульптуру «Булыжник – оружие пролетариата» Шадрова? Так вот герои Симонова вполне могут служить иллюстрацией к тому железному и непоколебимому характеру, мужеству, что хотел изобразить скульптор в 1927 году.  У Литтелла главный герой переживая войну, не видит ее за ворохом бумаг, директив и отчетов. Война в «Благоволительницах» это геноцид евреев, это поездки инспекции по концлагерям, где Макс, чистенький, аккуратный и невозмутимый должен проанализировать хватает ли продовольствия для достаточного пропитания заключенных, потенциальной и буквальной рабочей силы Великой Германии. Война у него – бомбежки Берлина, пожар, после налетов англичан, закрытый бассейн, дрожь фрау от слов «Сталинград». У Симонова же война – это кровь и пот, это вырванные руки и ноги, это пуля, попавшая в горло, это страх, смерть, это страшное и фатальное. От такого контраста книги воспринимались особенно остро, и «Живые и мертвые» казались более живыми и реальными, чем ушедший глубоко в себя, одиночка Максимилиан Ауэ…

Эмоции в романе К. Симонова  – скупые, острые, болезненные – воспринимаются как непозволительная роскошь. Обостренное чувство долга, самоуничтожение, презрение к человеческой слабости тех, кто избегает фронта. Кажется, что принципы по которым живут главные герои, единственно верные.  Наверное, это действительно так, особенно в годы войны. И, наверное, если бы не люди с такими принципами, мы бы не выиграли войны. Просто я не люблю категоричности. И я думаю, что, например, Таня, после … личной трагедии в третьей книге, должна была остаться в Ташкенте… Не знаю. Почему-то не хочу критиковать, не хочу углубляться в характер глубоко, потому что знаю, что я посмотрю на все по-другому. Я выросла в другое время, и ценности у меня другие, и если вглядываться так пристально и пытаться давать оценки, я могу высказаться не верно. Герои «Живых и мертвых» цельные, сильные, законченные образы, продуманные до мелочей. И я не хочу разрушать этот образ в своей голове.

Самый главный акцент (для меня опять-же) это вопрос – как допустили такое? В каждой из трех книг, каждый герой, не может успокоиться и ищет ответ – как же так, почему великий и мудрый вождь не знал, почему пришлось отступать, почему пришлось жертвовать столькими? Почему? Никто не произнес слов укора, но вопросы сами по себе молчаливый укор. Пусть даже задавались они самим себе…. Наверное, тогда во время войны, так и было – миллионы людей до самого конца войны, не могли успокоиться и продолжали задаваться этими вопросами…

А еще, я никогда раньше, даже странно, но действительно никогда, не читала о тыле в годы войны. Во всяком случае о таком тыле, как описал Симонов. Напряжение тех дней я могла видеть только в фактах, только в фотографиях. Я читала документы, знакома со статистикой. Особенно по Омску. Я слышала от одногруппника, как на его бабушке немке пахали в годы войны… но все это лишь, разрозненные, сухие, безликие осколки истории. А Симонов вдохнул в них жизнь. И пусть взгляд на эту сторону войны у него такой вот шадрово-советский, но прочесть о такой войне мне было очень интересно. А вообще, было не просто читать… часто откладывала. Читала небольшими порциями… Мне всегда труднее всего даются книги о войне. Не могу читать равнодушно, не могу абстрагироваться. И кажется, что не только смотришь, не только наблюдаешь, но и взваливаешь на свои плечи часть той моральной тяжести, какой-то ответственности, что ждут от тебя. Читая о таких людях, думаешь о собственной жизни, и уже другие контрасты в голове…

Я никогда раньше не читала Симонова. Его книги были для меня наравне с нашими советскими фильмами о войне, которые я никогда не выдерживаю до конца. Может быть теперь выдержу? Не знаю. Знаю, что в который раз увидела новые кадры войны, новые лица, новые кусочки пазла сложились воедино. Будет ли когда-нибудь цельная картина? Я думаю, никогда.